Сейчас нам известна почти вся история. С нашей точки зрения, по прошествии времени, когда можно оглянуться и увидеть, как обрушилась на нас опасность, как этот темный, громадный заговор против народов Земли достиг ужасающей кульминации. И, оглядываясь на те дни 192… года, кажется странным, что когда-то мы ничего не подозревали, были настолько слепы, что не видели надвигающейся бури. Но тогда мы ничего не знали. И в этом наше оправдание. Можно считать нашей эпитафией. Мы не знали.
В этой истории доминирует один человек. Все начинается с него, им же и заканчивается. Коренастый ученый в очках, со странной фигурой, чтобы быть героем космической эпопеи. И все же, это его руками Земля встала на самую грань катаклизмического ужаса, а потом, его же руками, вернулось на место. Сегодня мы знаем его истинное величие.
Однако еще до террора имя доктора Говарда Гилберта стало знаменитым, поскольку он был одним из величайших мировых авторитетов в определенных областях электротехники. Всего через два года после окончания университета его изобретение революционного «стагнационного» преобразователя привлекло к нему всеобщее внимание. Еще принесло большие гонорары, и большую часть этих денег он использовал для финансирования дальнейших исследований. На вершине горы Раллс в отдаленной части верхних Адирондаков, разместилась его лаборатория, совмещенная с домом. Дюжину лет он жил там и работал в одиночестве, если не считать молодого помощника Фрэнсиса Таунсенда и двух слуг-филипинцев. Большинство людей сошло бы с ума от одиночества в том месте, но застенчивого и замкнутого Гилберта именно этим место и привлекало.
Романтическая фигура, отшельник науки. Так утверждали газеты, придавали значительное значение его высказываниям. Но такие высказывания были достаточно редки, поскольку Гилберт предпочитал продолжать работать в тишине и сообщал миру о своих результатах, только если что-то удавалось. За те двенадцать лет, проведенных на горе, он многое дал миру. Выдвинул не одну революционную теорию, которые сначала вызывали ожесточенное сопротивление, но позже, после проверки, принимались. И, наконец, затмив все предыдущие достижения, и даже в какой-то мере, бросив на них тень, появилось сенсационное заявление о приеме световых импульсов из внеземного источника.
Некоторое время, по его же словам, он работал над проблемой телевидения, а точнее, передачи видеосигнала с помощью радио. Многие пытались достичь той же цели, но он подошел к проблеме по-новому. Вместо того, чтобы вначале найти способ посылать по радио световые лучи, и только потом искать способ их приема, он сконструировал элементарное приемное устройство, способное ловить такие импульсы, намереваясь изменять конструкцию по мере необходимости, когда будет создавать передатчик. Ему удалось вчерне сконструировать приемник и, когда включил его, поразился, увидев, что он и впрямь принимает и регистрирует импульсы световых лучей, посылаемых, по всей видимости, из какого-то неизвестного источника. Приемник Гилберта оказался слишком груб, чтобы показать что-то больше движущихся пятен тени на матовом стеклянном экране, но даже это по своим последствиям оказалось вполне себе потрясающе. Это означало, что кто-то другой уже сконструировал передающее устройство и посылал световые лучи, преобразованные в радиоимпульсы, которые приемник Гилберта улавливал и преобразовывал обратно в световые лучи.
Энергично продвигаясь вперед в решении проблемы, Гилберт обнаружил, что получаемые импульсы, судя по всему, посылались постоянно, никогда не прекращались. В течении нескольких недель он использовал устройство для приема направленных волн и определил источник импульсов. И этим источником, по его утверждению, оказался спутник Земли, Луна. Поэтому, заключил он, логично предположить, что световые телесигналы посылались каким-то разумным существом или существами на самой Луне, и, как только будет возможно принимать их более четко, а также сконструировать передающее устройство, с помощью которого появится возможность отвечать, вполне можно будет установить постоянное общение.
Вот такое заявление пришло от Гилберта. Сейчас бесполезно пересматривать бурю споров и критики, последовавшую вслед за заявлением. В последующие дни его засыпали вопросами и возражениями. Главной линией связи Гилберта с внешним миром была мощная радиостанция, и какое-то время эфир был забит адресованными ему сообщениями с требованием дополнительной информации. Но на все такие сообщения он не давал ответа, говорил только, что в надлежащее время, без тени сомнений, докажет свою теорию. Репортеры и особо любопытные, пробравшиеся в отдаленную горную лабораторию, получили вежливый, но решительный отпор.
Но, хоть центральная фигура в споре держалась в стороне, обсуждение продолжалось без нее. Общественный интерес неуклонно рос и этот вопрос занимал все больше и больше места в газетах, пока, наконец, не попал в заголовки самых консервативных служб. В конце концов, за дело взялось нью-йоркское отделение Всемирной Федерации Науки. Гилберта пригласили на следующее заседание, что тот объяснил свой эксперимент. И он это приглашение принял.
***
За три недели до встречи это дело вызвало сенсационный интерес у широкой общественности и было обсуждено десятью тысячами ученых. Большинство из них к заявлениям Гилберта отнеслось пренебрежительно. Он не занимал никакой академической должности, а прежний коммерческий успех настроил против него немало людей. Наиболее ожесточенно открытие осуждали астрономы, они утверждали, что на Луне, где нет ни воздуха, ни воды, с двухнедельным днем при палящем солнце и такой же продолжительностью ночи при температурах, близких к абсолютному нулю, невозможно существование какой-либо жизни. Несколько астрономов, правда, высказали сомнения в пользу Гилберта, указав на огромную адаптацию к различным условиям, которыми обладает разумная жизнь, примером чего может служить человек тут же, на Земле. Еще один, может, двое, вспомнили старую теорию о полой Луне. Теория основывалась на том факте, что ее удельный вес намного ниже, чем у Земли, в то время как, насколько это известно, их составные материалы одинаковы.
Но вес научного мнения был, все же, против Гилберта, и становился все более весомым по мере приближения дня встречи. За неделю до нее председатель Федерации получил от Гилберта длинное ликующее радиосообщение, в котором сообщалось о полном успехе его усилий.
«Все последние две недели, — говорил Гилберт, — я находился в постоянном общении с разумным лунным народом. С их помощью я добился того, по сравнению с чем наше общение — ничто. В назначенный день я не только объясню свой эксперимент членам Федерации, но также представлю доказательство успеха своих утверждений, конкретное, живое доказательство. На этой встрече произойдет самое важное событие в истории Земли с момента ее образования. Пусть весь мир отметит этот день. Я предоставлю все доказательства».
Многим это сообщение показалось бредом сумасшедшего, но нельзя отрицать, что когда оно было обнародовано, интерес к вопросу возрос во сто крат. Когда же, наконец, наступил знаменательный день встречи, в назначенный час лекционный зал здания Федерации оказался переполнен людьми. Они занимали все пространство, от стены до стены. Несколько десятков репортеров заняли места в первых рядах, в здании был установлен телеграф.
Назначенный час пришел… и ушел, но на сцене никто не появился. Толпа беспокойно зашевелилась, репортеры строчили статьи, мир ждал. Наконец, примерно через сорок минут после назначенного часа на сцену вышел председатель Федерации. Его встретили бурными аплодисментами, но он поднял руку, призывая к тишине. Когда шум утих, он со всей серьезностью объявил:
— С сожалением сообщаю, что доктор Гилберт не смог прибыть на встречу и не отправил нам никакого сообщения. Поэтому, учитывая обстоятельства, заседание объявляю закрытым.
На мгновение воцарилась мертвая тишина, вслед за ней раздался гул удивления, переросший в сердитый рев. Зрители были готовы к какой угодно сенсации, но оказались совершенно не готовы к такому разочарованию. Гнев разросся быстро, выходя из здания, они высказывали горькое осуждение в адрес Гилберта, который так жестоко всех их обманул.
Даже когда последний из зрителей покидал зал, наборные машинки продолжали щелкать, и вскоре на улицы хлынули газеты, неся новость о том, что ожидаемая сенсационная встреча потерпела фиаско. Было заявлено, что, насколько удалось установить, Гилберт вообще не появился в Нью-Йорке, очевидно, оставшись в своем доме в горах. Ряд радиограмм, отправленных туда должностными лицами Федерации и прессы, не получили никакого ответа.
***
Молчание Гилберта можно было истолковать только одним образом, причем таким, что все всем стало довольно ясно. Во внезапном порыве к публичности он сфабриковал первое заявление, позже усилив эффект сенсационным сообщением. Потом, будучи неспособным выбраться из трясины обмана, вызванной последствиями, стал скрываться. В стремлении к славе он разрушил прежнюю великую репутацию. Так в тот вечер писали газеты. Многие, кто до этого осуждал заявление Гилберта, сейчас самодовольно торжествовали. Те немногие ученые, которые поддерживали его, выражали сожаление.
Для широкой публики такая новость стала явным разочарованием. Люди ждали чего-то сенсационного, чего-то нового и поразительного. Гилберт обещал им это. А на проверку оказался шарлатаном. В ту ночь звучали весьма резкие осуждения его двуличия.
И кажется, только одному человеку пришло в голову, что молчание и неявка Гилберта могут быть истолкованы иначе, чем как признание в обмане. Этим единственным исключением был Рэй Мэннинг, молодой чиновник электротехнической компании, с которой доктор был связан, и один из немногочисленных его друзей. Мэннинг ни на мгновение не поверил, что внезапная жажда публичности со стороны его друга заставила его сделать такие сомнительные заявления. Он слишком хорошо знал чрезмерную застенчивость Гилберта.
Но в то же время он был встревожен, поскольку уже как два дня его собственные послания другу не получали ответа. Обдумав вопрос в тот злополучный вечер, он решил повидаться с другом и узнать причину его молчания. Рэй был энтузиастом авиации, так что решил совершить путешествие на большом спортивном самолете, на котором летал в свое удовольствие.
На следующее утро он стартовал с летного поля в Вестчестере и взял курс на север. Один человек, один самолет, с грохотом несущийся на север над раскинувшимися пригородными городами. Мчась на север, к первым сценам той ужасной, колоссальной драмы, сценой которой должна была стать вся Земля. В лучах утреннего солнца он стремился на север, к темной, приземистой горе, на вершине которой была сосредоточена судьба мира.