Сегодня очевидна невозможность предоставить какой-либо полный отчет об ужасе, обрушившемуся на Землю в тот роковой августовский день, меньше чем через сутки после сенсационного заседания Федерации. Само явление испытало каждое живое существо, находящееся на Земле, но его природа не позволила ни одному человеку получить о нем сколь-нибудь полного представления. Чтобы получить такое представление, нужно изучить множество личных описаний и постараться соединить их, насколько это возможно.
Поэтому обратимся к одному из таких рассказов с описанием индивидуального опыта некоего Вудли, клерка средних лет, работающего в одном из нью-йоркских офисов. Его рассказ достаточно четко описывает основные особенности произошедшего и дает наглядную картинку того, что происходило в Нью-Йорке.
Вудли, судя по всему, был заурядным клерком в заурядной конторе, расположенной на Бродвее. В тот день полуденные гудок, призывающих людей на обед, застал его на выходе из офиса. Вудли отправился в небольшой ресторан, находящийся в нескольких кварталах. Борясь с наплывом людей на улицах, он продвигался к Таймс-сквер. Потребовалось несколько минут, чтобы добраться до юго-восточного угла пересечения Сорок второй улицы и Бродвея.
Сорок вторая улица и Бродвей! Сосредоточие нации, нервный центр полушария. Каждый видит его так, как в тот день видел Вудли, несколько минут после полудня. Стремительное, ревущее движение, грузовики, лимузины, мотоциклы с мигающими фарами, пронзительные свистки, гудение моторов. И заполнившая тротуары в полдень толпа. Все огромные человеческие ульи из камня и стекла в этот час освободили своих обитателей, чтобы закружить их в ревущем водовороте жизни улиц. Солидные руководители, бойкие клерки, стенографистки, с тоской вглядывающиеся в витрины магазинов. Трескотня голосов, хриплые выкрики, смех. Над головой жаркое августовское солнце, освещает всех, обжигает улицы, накаляет страсти.
Сорок вторая и Бродвей.
Есть бесчисленное множество описаний первого пришествия ужаса, и многие из них сильно отличаются друг от друга. Но, как Вудли испытал это на себе, и как сейчас признает большинство людей, тварь нанесла удар совершенно бесшумно, с быстрым, мгновенным результатом. В один момент мчащийся транспорт, толкающаяся толпа, жаркий солнечный свет. В следующий момент…
Темнота.
Глубокая, безлунная ночь. Как если бы весь мир погрузился из яркого полудня в глубокую полночь. Полночь без искры света. Так, как если бы гигантская губка в одно мгновенье стерла из мира весь свет.
Остановившемуся в полнейшем изумлении Вудли показалось, что он мигом ослеп. Он зажмурился, протер глаза, потом снова открыл их. Вокруг по прежнему царила кромешная, непроницаемая тьма.
На мгновение вокруг воцарилась тишина, ошеломляющая после оглушающего гула голосов. Затем с проезжей части раздалась серия громких ударов металла о металл, когда автомобили слепо врезались друг в друга.
Сквозь шум аварий раздался одинокий пронзительный крик женщины и, словно по сигналу, тысяча других хриплых воплей вознеслась к небесам. В эти первые мгновения многим, как и Вудли, должно быть, показалось, что их внезапно поразила слепота. Ничто другое не объяснило бы им внезапного исчезновения света.
Вудли пошатнулся, вцепился в стену справа от себя.
– Боже милостивый! – бормотал он, тихо выражая изумление. – Боже милостивый!
В кромешной темноте вокруг нарастал страшный шум, рыдания, вопли, ругательства и крики о помощи, вот кто-то куда-то побежал, парочка мучительных криков боли. Казалось, со всех улиц вокруг доносился галдеж обезумевших от страха криков.
***
До Вудли, наконец, дошло, что наступившая так внезапно темнота была не слепотой, свойственной только ему. Темнота распространилась на обширную территорию. В голову пришла интересная идея, он вытащил из кармана коробок спичек, чиркнул одну о коробку. Никакого света, хотя чиркал он несколько раз. Но через секунду жгучая боль пронзила кончики пальцев, и он, тихо выругавшись, выронил спичку. Спичка горела, но пламя не давало света. В некотором ошеломлении он обдумал этот факт.
– Боже милостивый! – снова пробормотал он.
В темноте послышались быстрые шаги, словно кто-то бежал, в следующий момент этот кто-то налетел на Вудли и вместе с ним рухнул на тротуар. Они коснулись друг друга пальцами. Другой мужчина оказался слегка полноватым, одетым в потертый костюм для гольфа.
– Что произошло? – дрожащим голосом спросил он. – Что случилось?
– Что? – не понял Вудли.
– Темнота, – пояснил другой. – Свет погас.
– Точно, погас, – согласился Вудли. – Наверняка затмение или что-то в этом роде.
Другой молча переварил новость, потом зашарил по карманам. Вудли услышал, как чиркнула спичка.
– Не стоит, – тут же сказал он, но другой ничего не ответил. Через пару секунд раздался негромкий крик боли и удивления. – Говорил же, – с некоторым удовлетворением сказал Вудли.
Шум на улицах поутих. Первая дикая паника начала понемногу проходить, хотя из окутывающей темноты все еще доносились крики и стоны. Вудли поднялся на ноги. Другой вцепился ему в ноги.
– Ты куда? – с тревогой спросил он.
– Хочу вернуться домой, – ответил клерк. – Пока мы на улице, с нами может случиться все, что угодно. Автомобиль наедет или еще что. Вряд ли кто-то знает, как долго продлится тьма.
– Не уходи, – испуганно взмолился другой. – Со мной никого не останется. Я хорошо тебе заплачу…
Но Вудли отпрянул от него и на ощупь стал пробираться вдоль здания, медленно и осторожно. Перед его мысленным взором был план кварталов, которые ему предстояло пересечь, чтобы добраться до меблированной комнаты, где он жил. С большой осторожностью он пробирался сквозь удушающую темноту.
***
Вряд ли когда-нибудь Вудли забудет это путешествие сквозь сердце Нью-Йорка под мрачным покровом темноты. Улицы были переполнены людьми, вышедшими на них в полдень, теми, кто сейчас потерял всякое чувство направления, что не мог приложить никаких усилий, чтобы добраться до знакомой местности и просто лежал на тротуарах, всхлипывая от ужаса. Он слышал, как женщины звали заблудившихся в темноте детей, в их голосах было полно страха. В ночи более глубокой, чем ночь Эребуса, во тьме, пронизанной криками и стонами, он нащупывал путь и продвигался все дальше и дальше. Снова и снова сталкивался с медленно бредущими куда-то людьми, всегда отскакивал от них во внезапном паническом страхе, поднимая руки, готовясь вступить в драку. Это была темная, предельная ночь, в которой никто не знал, человек перед ним друг или враг.
Он часто спотыкался о лежащие тела, проходил мимо столкнувшихся друг с другом или чем-то другим машин. Однажды наткнулся на группу людей, в темноте пытавшихся приподнять автомобиль, чтобы освободить попавшего в ловушку водителя, чьи стоны доносились до ушей сквозь непроницаемую ночь.
Были и такие, кто, пользуясь темнотой, преследовал иные цели, вовсе не благожелательные. Вудли слышал достаточно доказательств этого, пока пробирался к цели. Он слышал звон разбивающихся витринных стекол, когда мародеры под покровом темноты врывались в магазины. Внезапно, где-то вдалеке, раздался грохот выстрелов и взрыв криков страха и ужаса. Однажды уши уловили грохот сильного взрыва, прозвучавший тоже где-то вдалеке. И все же, он продолжал, спотыкаясь, продвигаться к цели.
С исчезновением света исчезло и всякое представление о времени, и он не мог предположить, сколько времени прошло, когда, наконец, поднялся по каменным ступеням пансионата, где снимал комнату. Дверь оказалась запертой, но он сумел заставить перепуганную хозяйку, находившуюся внутри, узнать и впустить его. Поднялся в свою комнату и, устало опустившись в кресло, попытался понять произошедшую катастрофу, внезапно обрушившуюся на мир.
Он попробовал включить электрическую лампочку, но, как и ожидал, света она не дала. Пришло в голову проверить радиоприемник, стоявший в углу комнаты. На ощупь, в темноте, пробрался к нему. Щелкнул тумблером, покрутил диск и вдруг обрадовался, когда услышал из динамика голос диктора, четкий и сильный. Этот голос, доносившийся из темноты, немало его успокоил, хотя новости оказались ужасающими по своей важности.
Только сейчас он узнал, что тьма, охватившая Нью-Йорк, не была локальным явлением, потому что такая же кромешная темнота опустилась на всю Землю в один и тот же момент. В некоторых районах она ударила на рассвете, в других – в полночь, на закате или, как в Нью-Йорке, в полдень, но последствия везде были одинаковыми, затмевая любой лучик света и оставляя Землю погруженной в абсолютную, небывалую тьму.
С приходом тьмы почти сразу исчезло большинство привычных организаций. Под покровом ужасной ночи миром стала править анархия. Единственным средством распространения новостей стало радио. На больших радиовещательных станциях люди продолжили возиться с приборами в темноте, стараясь сохранить последний канал связи. К слушателям они обращались со ободряющими словами, советуя оставаться неподвижными и тихими, потому что, наверняка, тьма вскоре пройдет.
***
Природа и причина тьмы так и остались загадкой. Поначалу многие сочли ее затмением, но теория не объясняла полного отсутствия света, в том числе и от искусственных источников. Пламя горело так же яростно, как всегда, но без света. Больше того, было замечено, что солнечный свет хоть и не достигал Земли, но его тепло осталось неизменным. Что бы ни заслоняло свет во всем мире, оно, хотя бы, не повлияло на тепло.
Ученые на ощупь пробирались сквозь темноту, чтобы встретиться друг с другом и попытаться разгадать эту тайну. Экспериментировать в этом вопросе было невозможно, потому что никто не мог даже хоть как-то увидеть инструмент в своих руках. Они высказывали мнение, что какая-то причудливая природная сила заслоняет весь свет нейтрализуя световые вибрации, не влияя при этом на вибрации радио и тепла солнечных лучей. Они сказали, что это может быть связано с тем, что Земля проходит через зону некоей электрической силы, вызвавшей это явление. Большего они ничего не могли сказать.
По мере того, как проходили часы. Бесчисленные и неизмеримые, из темноты приходили все более и более ужасные новости. Внезапно в большинстве городов вспыхнули массовые беспорядки, сосредоточившись вокруг продовольственных рынков. Мужчины в темноте дрались друг с другом за ветчину или за несколько банок еды, в дикой схватке, вслепую, били друг друга. Многие были вооружены пистолетами или винтовками, они сразу же стреляли, пусть и вслепую, в любого, кто оказывал им сопротивление. Дома грабили ради еды и драгоценностей, а темнота стала прикрытием каждому преступлению, которое когда-либо уродовало Землю при свете дня.
Пришло известие, что в Филадельфии бушует большой пожар, неизвестно как начавшийся. Это был огромный пожар, пожиравший квартал за кварталом, и он стал еще ужасней из-за того, что ни один луч света не исходил от его прыгающего, всепожирающего пламени. Люди чувствовали приближающийся жар и в ужасе разбегались по улицам в слепой попытке спастись из горящего города. Многие попадали прямиком в лишенное света пламя, встречая там ужасную смерть.
С кораблей, оставшихся в море, доносились отчаянные призывы о помощи. «Мы слепо дрейфуем во тьме», – было в сообщениях. – «Нет света, мы не можем определить курс или посмотреть на компас. Экипаж взбунтовался, офицеров убивают, выбрасывают за борт. Ради бога, помогите нам».
Но не было никого, кто мог бы им помочь.
Часы тянулись, наступила ночь, но ночь только по названию, потому что глубокая чернота ничуть не изменилась. За ночь радиостанции одна за другой начали замолкать. К тому времени, как должен был наступить рассвет, ни одна из них не работала.
Этот рассвет стал самым ужасным из когда-либо известных на Земле, рассвет без единого луча света. Люди чувствовали нарастающий жар восходящего солнца, но не видели его, не видели ни единого проблеска света. Они простирали руки к небу в мольбе, кричали о своем отчаянии, а некоторые и вовсе сходили с ума и умирали.
Задыхались по нависшей над ними тьмой и не знали, что еще больший ужас, чем опустившаяся тьма, притаился и приготовился напасть на них. Мир в безнадежном ужасе ждал конца.