Заявление, сделанное таким тихим тоном, заставило меня задуматься. С трудом подавила сожаление, почему вместо Мартини в этом положении не оказаться Кристоферу. Как бомба замедленного действия. Пришлось напомнить самой себе, что пока я не привязалась ни к кому, и к Мартини тоже, так что можно побеспокоиться о чем-нибудь другом.
— Получается, сегодня Джефф чуть не переступил порог смерти? — у меня хорошо получается беспокоиться о чем-то еще.
— О, нет. Поверь, когда ему станет плохо, ты об этом узнаешь.
— Не хотелось бы такого видеть, — поскольку неминуемая смерть отступила, наступила угроза смерти от старости в бесконечной пробке. В конце концов, я решила расслабиться.
Я наблюдала за автомобилями по соседству, за тем, как мы все дружно и потихонечку пробираемся вперед. Все вокруг так спокойно, что волей-неволей в голове сформулировалась еще одна очередь вопросов.
— Почему мы не можем убить Йейтса?
— Мы должны убить его, когда он в образе Мефистофеля, — ответил Райдер.
— Почему?
— Сложно объяснить, — вздохнул Джеймс, — но попробую.
Некоторое время он молчал. Я было подумала, подбирает слова для ответа, но вскоре поняла, что могу ничего не дождаться.
— Разве ты сам, когда стал членом команды, не задал этот вопрос?
— Задал. Но ученые обрабатывают массу информации и не особо охотно делятся ей с водителем землянином, даже если он часть Альфа-Команды.
— По-моему, несправедливо.
— Я с этим живу. Ты по-прежнему интересуешься сверхсуществами или уже появилось желание присмотреть местечко где-нибудь в офисе?
— Думаю, мне грозит большая опасность со стороны сверхсуществ, так что давай со всем разберемся.
— И после этого будешь утверждать, что работаешь маркетологом? — усмехнулся Райдер. — В большинстве случаев, когда паразит проникает в человека, он тут же берет под контроль тело носителя. Поэтому обычно сверхсущество сразу мутирует, — я уже видела, как это работает, так что новостью не стало. Джеймс, тем временем, продолжал: — Но бывают редкие случаи, когда человек с паразитом внутри не сходит с ума. Паразит понемногу приспосабливается к новым условиям, — и об этом мне тоже уже говорили. — В этом случае получается этакое раздвоение личности. Поэтому, когда сверхсущество находится в человеческой форме, человек не знает, что у него внутри поселился паразит. Насколько известно, только когда паразит чувствует угрозу, он превращает тело человека в монстра.
А вот это уже кое-что новенькое.
— Получается, когда все тихо и стабильно, паразит достаточно умен и не мешает человеку, если ему лично ничего не угрожает?
— Похоже, что так.
— Помнит ли паразит, что он паразит?
— Мы не знаем, — вздохнул Райдер. — К счастью, есть только несколько таких сверхсуществ. Но, из-за того же мы не можем к ним подобраться и весьма мало о них знаем. Большая часть того, что я тебе рассказал, всего лишь гипотеза.
— И у вас нет аппарата типа Церебро для поиска паразитов или сверхсуществ, так?
— Так. Я знаю, многое звучит как сюжет из комикса, но реальность такова, что некоторые вещи пока нам недоступны. Или же мы о них не знаем. Надеюсь, хотя бы одна из наших научных групп работает над чем-то, вроде прибора поиска мутантов типа Церебро, но до завершения им еще далеко. По крайней мере, насколько известно простым полевым агентам.
— Хорошо, но я все еще не понимаю, почему нельзя убивать паразитов, когда они в человеческой форме?
— Вопрос политики. Это плохо. Мы будем ничем не лучше террористов, убивающих невинных людей.
— Но они уже не люди!
— Да, но, когда паразит неактивен, ты не можешь распознать, есть он в человеке или нет. Да и когда он умирает, это тоже невозможно. К тому же, — добавил Райдер после короткой паузы, — паразит способен покинуть одно человеческое тело и перейти в другое. Его нужно убить, но его можно убить только когда он превращается в сверхущество или находится вне человеческого тела.
Я на мгновение задумалась, а потом сказала:
— Но ты говорил, что человеческую форму можно убить, если позволит паразит.
— Да. Давай разберемся на примере. Возьмем того же Йейтса. Он превращается в человека и стоит растерянный посреди взлетной полосы. Ты идешь к нему с намерением его прикончить. Паразит решает, что ты ему подходишь больше старика Йейтса, потому что вы более совместимы. Йейтс останется человеком навсегда, паразит позволяет тебе убить Йейтса, а потом кидается на тебя и занимает твое тело.
— И тогда, чтобы избавиться от паразита, вам придется убить уже меня, — категорически не нравится такая раскладка, но она логична.
— Именно. Только неужели ты думаешь, мы это сделаем?
Я задумалась. Точно знаю, Райдер спрашивает не о том, способны ли они на такое.
— Не знаю.
— Не думаю, что пошли бы на такое. Мы ведь тебя знаем.
— Ну да. Но, возьмем, к примеру, Кристофера. Он мог бы, — как ни жаль, но правда. — И, должна признать, был бы прав.
— Возможно. Но я не хочу, чтобы группа разделилась на две стороны. Вернемся к сверхсуществам. Мы обязаны уничтожать паразитов в форме сверхуществ для доказательства. Если убьем того же Йейтса в человеческой форме, станем террористами, но, если убьем его, когда он превратится в Мефистофеля, станем героями.
— Отличная позиция. Трудно провернуть, раз он неуязвим несмотря ни на что.
— Он уязвим, просто нужно выяснить, где находится паразит. Это сложнее, чем ты думаешь.
— Не в голове и не в туловище.
— Он может быть где угодно. Нужно попасть точно в цель. Вот почему нам нужны танки или тяжелая артиллерия: у них больше шансов поразить цель, уничтожив существо целиком.
— Так почему никто не вызвал армию? В аэропорту появился огромный монстр, и я не понимаю, почему туда не приехала полиция.
— В Научном Центре отслеживается всякого рода подобная деятельность, — вздохнул Райдер. — И на других базах. Как только обнаруживается сверхсущество, тут же корректируются выпуски всех средств массовой информации. В результате никто не видит самого сверхсущества, поэтому и не реагируют.
— Сколько у вас баз?
— Наши базы расположены на всех материках. Наиболее активна, кроме как в США, база в Париже. Но на каждом континенте по несколько баз. Мы с ними общаемся напрямую с помощью врат. Кроме того, во всех аэропортах есть маленькие врата.
— Замечательно, конечно, но хотелось бы вернуться к тому, что случилось сегодня. Люди же видели, что там произошло. Что они об этом подумают?
— Ну, здесь все сложно, — замялся Райдер.
Снова сложно.
— Потому что дело касается вмешательства в воспоминания, о которых говорил Мартини, я права?
— Да, — на этот раз в голосе Райдера прозвучало облегчение. — Такое сложно объяснить, но… — снова сложности. Любимое слово Джеймса. — Мне бы не хотелось об этом говорить.
Не уверена, как поступлю, если он, наконец, ответит и ответ, на самом деле, все осложнит.
— Джеймс, что со всеми этими твоими сложностями? — я, все же, решила разъяснить вопрос. — Похоже, “сложности” — твое кодовое слово.
— Ты права, — впечатлился он. — Вся штука в сложных формулировках. Но ни один посторонний не должен об этом знать.
— Тогда почему ты рассказываешь все это мне? Или, наоборот, не хочешь рассказывать?
— У меня нет таких проблем, подруга. Просто не уверен, что должен. Кроме того, игры разума на самом деле сложная штука со сложными понятиями.
— Джефф уже кое-что рассказал, не стесняйся его заменить. Скажи, ну кто поверит во все это?
Чаки запросто поверит, но о нем не хочется упоминать по целому ряду причин. Не хочу, чтобы он попал под подозрение.
Я почувствовала, как рука Мартини обняла меня.
— Я могу объяснить, — сонно сказал он. — Просто прижмись ко мне.
— Не забывай, моя мама дремлет напротив.
— Она крепко заснула, — сказал Райдер.
— Спасибо за помощь.
Мартини потянул меня к себе настойчивее, и я сдалась. Прижиматься к нему, на самом деле, не так плохо.
— Хорошо, я здесь. Теперь рассказывай.
— Тебе лучше поспать, — сказал Мартини более бодрым голосом.
— Я хочу информацию. Выкладывай.
Мартини что-то добродушно пробурчал и слегка приоткрыл глаза.
— Ну, ладно, ладно. Всего лишь устройство контроля сознания большой толпы. Не срабатывает на одном человеке. Это даже трудно назвать контролем, на самом деле. Больше похоже на создание массовой галлюцинации.
— Как работает?
Мартини зевнул, потянулся. Сейчас он похож на большого кота. Затем оторвался от дверцы и подвинулся ближе ко мне.
— Газ без запаха, влияющий на рецепторы мозга. Только мозга землянина, потому что нам не нужно обманывать центаврийцев и не нужно морочить голову каким-то там сверхсуществам.
— Как распространяется газ?
— По воздуху, — ответил Мартини тоном, словно это какая-то мелочь.
— Вы распространяете газ по воздуху, чтобы у людей возникала массовая галлюцинация? — в возмущении я чуть было не закричала, но вовремя вспомнила, что мы здесь не одни. Остальной народ мирно спит.
— Этот газ — часть атмосферы Земли, — терпеливо объяснил Мартини. — Просто мы знаем, как его использовать.
— Просто используете его?
— Мы знаем некоторые виды неизвестных на Земле газов, — вздохнул Джефф, — и наши агенты знают, как ими пользоваться. В принципе, мы знаем, что ожидает увидеть толпа, и проецируем нужную картинку в их сознание. Инопланетные технологии, помнишь? В наших головах есть крошечные устройства, вроде радиопередатчиков, настроенные для работы с такого рода вещами, — он снова зевнул. — Вот почему никто не спросил, что случилось с тем сверхсуществом, которого ты проткнула ручкой. Я изменил для них картинку, а Кристофер подкорректировал сообщения в СМИ. Как правило, такие вещи попадают в любительские камеры, так что трудновато стало корректировать все эти дела.
На минуту я задумалась, а потом поинтересовалась:
— Я видела, как у человека вырастают крылья и он убивает людей.
— Ты была непосредственной участницей, так что массовая галлюцинация тебя не затронула.
— Как удобно.
— С тобой всегда нелегко, так ведь? — застонал Джефф. — Это не удобство, это адреналин и синдром “борьба-полет”. Такое есть у каждого. Когда адреналин начинает работать, он помогает справиться со стрессом и мешает галлюцинациям. Когда человек реагирует на опасность «полетом», он видит галлюцинацию, если реагирует «борьбой», видит то, что происходит на самом деле. И, прежде чем задашь очередной вопрос, отвечу: военные и полицейские всегда находятся в режиме «борьбы», но, если они непосредственно не вовлечены в операцию, тоже видят галлюцинацию.
— Те парни, что бежали мимо нас на аэродроме, думают, что видели отнюдь не чудовище, — добавил Райдер. — Они видели то, что Кристофер захотел, чтобы видели. С другой стороны, твоя мама, как непосредственно вовлеченная в бой, видела то же самое, что и мы.
— Мы с тобой не были непосредственно вовлечены в бой, когда он начался, — сказала я и не услышала ни со стороны Мартини, ни со стороны Райдера ответа. Тогда посмотрела на Джеффа. Что-то сказало, что ответ мне не понравится. — Что это означает?
От Райдера ответа я не ждала, разве что очередное: «Все это сложно».
Мартини, похоже, смутился, но я продолжила пялиться на него.
— Это означает, что когда ты потеряла сознание при первой нашей встрече, я ввел тебе особый препарат. Он защищает от галлюцинаций. Ты больше не видишь наши проекции.
Полагаю, так и есть.
— Ты сделал это, чтобы я не обманывалась, как остальные люди? — спросила я, Джефф кивнул. — Как долго будет длиться его действие?
— Хватит на неделю. Если, в конце концов, ты официально станешь нашим агентом, будешь регулярно получать инъекцию раз в месяц.
— Это не больно, — сказал Райдер. — Для инъекций они используют кое-что приятней шприца.
— Я в восторге, — на самом деле даже не расстроилась. Они сделали меня менее восприимчивой к своим штучкам, не больше. Если бы я только могла им поверить. Опять же, быстро или нет, Мартини появился у здания суда, но его там не было, когда у человека из спины выросли крылья. Если он хотел, чтобы я увидела что-то другое, то его фокус не сработал. И, если я начну верить в то, что он желает силой затащить меня в постель, он, конечно же, постарается сделать меня менее адаптированной своей воле. Я решила немного расслабиться.
— Спасибо, — с облегчением вздохнул Мартини. — Мне бы не хотелось выяснять с тобой отношения прямо сейчас.
Мы все еще стояли в пробке. Уверена, за последние сорок пять минут проехали колоссальные пять километров. Меня внезапно склонило в сон.
— Это ты сделал меня уставшей? — поинтересовалась я.
— Нет, — улыбнулся Мартини. — Просто был трудный и длинный день.
— Хорошо, — зевнув, сказала я. Грудь Джеффа вдруг показалась довольно привлекательной и я опустила на нее голову. И не нужно быть эмпатом, чтобы понять — Мартини это понравилось. Он прижал меня к себе сильнее, а я так устала, что, в конце концов, решила поинтересоваться о двойном сердцебиении, которое услышала в его груди, потом, когда проснусь.