Когда Линео нашел Сэлу в алтарной комнате, первое из карликовых солнц уже таяло в далеких, сухих горах. Она сидела на той же скамейке, прижавшись спиной к стене и коленями зажимала почти опустевшую бутылку скорчинг-рома. Парнишка Саррид в этом смысле оказался полезен.
Не дожидаясь приглашения, священник присел на скамейку рядом. Время сделало оборот и, как змея, укусило само себя за хвост. Алтарь покрывала ткань уродливого горчичного цвета, из-за него Сэла и узнала это место. Либо заменили ту, либо тщательно отмыли с нее кровь Атилио. Но удушающее прощение трех Судеб все так же излучалось со стены. Голоплазменная крыша показывала багровое ночное небо. Но на этот раз на нем не было «Короля штормов». Как уже давно не было и Атилио.
Сэла взяла бутылку, сделала глоток и предложила бутылку Линео. Удивительно, но он принял предложение и тоже глотнул пойла, после чего поморщился.
— После долгого воздержания успел забыл вкус этой штуки, — сказал он и, словно сожалея, передал бутылку обратно.
Сэле хотелось опьянеть.
Чуждое понятие, которое она, на первый взгляд, нашла привлекательным, особенно сейчас, но усилия пропадали даром. Метаболизм тела фабриката уничтожал алкоголь за считанные минуты. Несмотря на это, Сэла сделала очередной глоток, механически и решительно.
Она ждала, что Линео начнет бормотать банальности и возносить молитвы. Вместо этого он просто сидел рядом и смотрел на противоположную стену. Желтый свет от десятков небольших глиняных ламп мерцал на стенах, как потревоженный призрак. Тишина выставляла себя напоказ, как будто в любой момент должен грянуть взрыв шума и бурной активности. Чем дольше ждала Сэла, тем больше ничего не происходило. Ей даже неловко немного стало за то, что ждет каких-то неприятностей. Столь долго без настоящего отдыха, под постоянной угрозой. Возможно, мирность этого места ей только кажется.
Городок снаружи погружался в ночь. Она догадалась, что тасемаринцы экономят силы на следующий день для продолжения праздника свободы. На певучем тасемаринском языке городок назывался Макула. Сэла же знала его только по координатам близости к правительственному комплексу, куда ее с командой послали обеспечить охрану. Когда Сэла впервые услышала название городка, она чуть было не рассмеялась. На общегалактическом название звучало как «пятно». «Пятно», очень подходяще.
Она всматривалась в пестрые разводы света и тени и, наконец, сказала:
— У вас тут много секретов.
— Секреты могут защитить или навредить, Тайрон. Не стоит делать вид, что для тебя это ново.
— Это ты, Линео, сказал мне, что я могу быть другой, — насмешливо фыркнула Сэла. — Наверное, ты говорил об этом? Точно?
— Тебя бы тут не было, если бы это было не так.
— Ты не ответил.
Линео немного поерзал, усаживаясь поудобнее.
— Вера — это не слабость, Тайрон.
— Неважно, как ты считаешь, это не делает веру истинной и нужной. Вера не меняет фактов.
— Ты веришь, что борешься за правильные вещи. Ты веришь в свои силы и в характер этого человека, Верадина. Разве не так?
Она еще раз глотнула из бутылки. Проглотила. Выдохнула. Потом:
— А что, если вы верите в неправильные вещи?
— Каждый должен найти собственную правду.
— На вкус это пойло то еще пойло, — Сэла сделала очередной глоток.
Линео отобрал у нее бутылку и поставил ее под скамейку, после чего поднялся сам.
— Несмотря на истину, которую ты открыла о человеке, которому преклонялась, он по-прежнему в тебе нуждается.
— Сомневаюсь, — Сэла с брезгливостью отвернулась.
— Именно поэтому Судьбы привели тебя к нему, — торжественно сказал Линео.
— Он слишком закрытый, чтобы видеть это, из-за чего уязвим. Мы делаем нелогичные вещи… из-за других. Потому что наши чувства нас ослепляют, — Сэла встала, немного покачнувшись. В алтарной внезапно стало слишком жарко. — Без меня он в большей безопасности.
— Это твой долг, видишь ты это или нет, командир, — Линео отступил назад и, зацепившись за скамейку, покачнулся.
— Хватит, — Сэла поймала его за сутану и потянула на себя, помогая священнику обрести равновесие. Долгожданная пьяное состояние выпарилось, обнажив слишком знакомую зубастую оболочку.
— Ты пришла сюда, в эту комнату, так же, как другие, в поисках ответов. Солдат ты или нет, в глазах Судеб это все равно. Перед ними твое сердце обнажено, они видят все. Ты задаешься вопросом, правильный ли сделала выбор, если бы сделала другой, правильным ли был твой путь. Ты спрашиваешь о правильности твоих действий. Ты задаешься вопросом, не была ли твоя любовь к этому человеку ошибочной.
Добродушный учитель, терпеливо слушающий других, исчез. Сейчас священник больше походил на наставника новичков кластера. Он подошел вплотную к Сэле и смотрел ей прямо в глаза.
— Я не… я не… — Сэла запнулась. Отказаться было проще всего. И тогда вернулся гнев, уж он то всегда на месте. — Я не одна из них. Я не как они, — Сэла отпихнула священника подальше.
— Правда это или нет, ты сейчас разделяешь его Путь, — Линео позволил себе снова приблизиться. — Останься с ним. Поделись своей силой.
— Хватит! — выкрик эхом отскочил от стен, как разъяренная песнь. — Это уязвимость, которую мы не можем себе позволить.
— Хочешь сказать, ты боишься этого? После всего, с чем успела столкнуться! Ты боишься этой простейшей вещи. Ты боишься этого дара.
Сэла медленно, с дрожью, выдохнула.
— Да.
— Наконец-то, — улыбнулся священник. — Добро пожаловать в Мир, гражданин.
***
Это похоже, как будто находишься одновременно в двух мирах, накладывающихся друг на друга — реальный и не реальный.
Эрелай видела гиганта, руки положены на бедра, вместо лица — пустота, стоит сразу на двух планетах.
Мысль оказалась странной и неудобной. Эрелай нервно засмеялась, когда в голове прозвучал чужой голос.
/Посерьезней. Будь посерьезней, дитя./
Эрелай знала, что в ее голову затесался кто-то чужой, но не ткой нежеланный гость, как Тристик. Просто другой.
/Успокойся. Сосредоточься на мне, на моих словах./
Эрелай всплыла, собираясь. Было легко представить как разбросанные по мрачным просторам кусочки тщательно соединяются воедино. Руки, которые делали это, оказались корявыми и древними, покрытыми чешуйчатой, белой кожей. В странной двойственности они прижимали ее голову с обоих сторон. С закрытыми глазами она, все же, чувствовала, что это существо почти вплотную приблизило свою голову к ее.
В обычном состоянии Эрелай бы начала задыхаться. Она ненавидела это ощущение давления. Концентрация ускользала. Появилось желание вырваться.
/Тише, дитя./
Скиилоид. Лири. Это были его руки, голос.
Он пришел со священником, Линео. Они со странной твердостью сделали предложение, как врач, предлагающий единственно доступный метод лечения. Как будто был выбор. Черт побери, в конце концов, другого выхода не было.
/Сосредоточься. Вместе со мной. Не бойся./
Она узнала комнату, душистый, сухой воздух исчез. Вокруг полная темнота. Эрелай сразу узнала, куда он ее втянул. И страх вырос.
/Не бойся./
Когтистая паника в груди отступила, прижавшись вниз, но не желая уползать полностью. Она стала послушной, и, тем не менее, часть ее смотрела на все с небольшим недоверием.
Комната казалась намного выше, потолок исчезал в темноте высоко над головой. Звуки шагов умирали на блестящем, как черный лед, полу. Там, вдалеке, на самом краю, в окружении слабого света сидела на своем троне злая королева.
Тристик. Не распрямляя сутулых плеч, она поднялась, возвысившись над Эрелай. Губы растянулись в жесткой улыбке, обнажив неровные зубы.
/Интригующе. Ты пришла ко мне, прекрасная девочка./
Погасшая было паника вновь встрепенулась, заметалась.
/Держись. Будь собой. Она всего лишь тень. Она бессильна./
Эрелай успокоилась.
/Используешь обычного мистика, чтобы бороться со мной?/
Тристик подошла к ней, обошла вокруг своей добычи.
/Заканчивай этот бред. Вернись ко мне./
Эрелай осознала, что что-то тянет ее за порог чувствительности. Корни и лианы этого чуждого места в ее голове высохли, сморщились. Где-то там Лири освобождал почву от яда. Сейчас Эрелай это поняла. Он проник с помощью Эрелай в логово зверя и пытался уничтожить это гнездо.
/Ты предназначена для этого, Верадин. Мы связаны, ты и я./
В тон Тристик закралось отчаяние.
Она набросилась на Эрелай, но тень прошла сквозь нее. Обманутая, Тристик развернулась и поспешно злобно прошипела:
/Думаешь, это тебя спасет? Я вижу все и никакой мистик, кто бы он ни был, со своими примитивными приемами мне не помеха./
Тристик разваливалась, осыпаясь внутрь, словно ломались кости. Рука зацепила Эрелай за плечо, стремясь порвать его, разорвать на части. Но это была уже фантомная тень. Злая королева осыпалась, ног до колен уже не было, зашаталась, словно на нее навалилось что-то массивное.
/Ты моя. Это еще не конец./
Темная кровь проступила в уголках губ. С каждым вдохом, каждым словом, что произносила Тристик, Эрелай чувствовала увеличение силы, давно забытой жизнерадостности. Кровь моя, поняла она. Она моя.
Эрелай села.
Из легких поднялась тяжелая жидкость, стремящаяся утопить ее. Эрелай упала на бок, когда на нее напал безудержный кашель. Краем сознания она узнал вкус крови.
Или это очередной сон?
Откашлявшись, она осмотрелась. Смутно знакомая комната. Мысли медленно приходили в порядок.
Лиро отошел, спрятав руки в отворотах длинной мантии. Капюшон закрыл непривычное лицо, тень от капюшона сделала невозможным рассмотреть его глаза.
— Ушла, — выдохнула Эрелай. — Тристик ушла.
Голова под капюшоном кивнула, но священник ничего не сказал.
У стены выложен ряд свечей. Вдоль этой же стены висят лианы сабет-лозы. Теплый, влажный воздух наполнен их ароматов. Недалеко Эрелай услышала низкое, еле различимое пение священников, возносящих молитву Мири. Последний раз Эрелай его слышала в детстве, на Аргосе.
Сокрушающей волной вернулась память: крошечный флакон катится по полу. Сердитый голос Джона, смягченный страхом. Ладони над ней, пытаются открыть ей рот. Какая-то приторная сладкая жидкость.
Затем эти куски встали на свое место. Это был Храм Страданий. А священник по имени Линео потом рассказал большую часть произошедшего здесь. Они помогли оттащить ее от края чего-то страшного.
х х х
— Существо по имени Тристик разрушено. Я разорвал ее связь с тобой. Но, боюсь, что-то там осталось. У нее очень сильное желание вернуть тебя, дитя, — сказал Лири. Его голос казался слабее, чкм у Эрелай, дыхание затрудненное. Девушка смотрела, как он присаживается на деревянную скамейку рядом с ней. Узловатые руки держатся за трость, выглядевшую такой же древней и скрученной, как он сам. — Полукровка умна и беспощадна. Она одержима мыслью, что ты — ее спасение, даже когда она начнет гнить. Ничто не сможет удержать ее, чтобы добраться до тебя, кроме смерти.
— Как думаете, она сможет найти меня здесь? — спросила Эрелай.
— Вполне возможно. Вполне возможно, — ответил Лири. — Я не сомневаюсь в ее находчивости.
Эрелай закусила губу, боясь задать следующий вопрос, беспокоящий ее. Означает ли это, что Взгляд пропал? Неужели ей предстоит бояться прикасаться к другим людям?
Словно угадав ее мысли, Лири обратил на нее молокообразный взгляд.
— Искра Взгляда всегда обитала внутри тебя, как и в любом другом из детей Мири. Тем не менее, в тебе, дитя, он сильнее. Само собой, ты уже ощутила это влияние. Удачная догадка… первая встреча с кем-нибудь, но остается ощущение, что знаешь их всегда. Это должно было помочь идти по своему незримому Пути. Конечно, это не означает, что нужно было тебя изменять, как уже изменили, — Лири сделал паузу, после чего продолжил: — Но эта мерзость… Тристик… вмешалась. Изменения, сделанные ей в тебе, заставили Взгляд стать ярче, чем намеревалась когда-либо Мири.
— Но я не хочу, — нахмурившись, Эрелай потрясла головой.
— То, что ты хочешь, дитя, не имеет значения. Оно останется частью тебя. И станет еще сильнее, — мягкости в голосе Лири поубавилось. — И теперь, внимание — ты должна научиться контролировать это. Будь осторожна с теми, с кем вступаешь в контакт. Если тебе придется использовать Взгляд на ком-то другом, будь мудрой. Этот кто-то на время станет тобой. В тот момент, когда ты станешь кем-то другим, ты возьмешь их воспоминания и их… сущность. Вижу, ты такое уже испытала. Нет?
— Случайно, — сглотнув, кивнула Эрелай. — Я не знала.
— Слишком многое может тебя заполнить. Будь осторожна. У тебя есть Взгляд, и он может завладеть тобой.
— Я навсегда останусь такой?
— Так много вопросов, — Лири протянул руку, взял девушку за подбородок и заглянул ей в глаза. — Ты хорошая девушка. Сейчас тебе надо отдохнуть. Твой Путь долгий и находится далеко отсюда. И тебе предстоит еще многое сделать.
Тяжелая штора на двери приоткрылась. Эрелай увидела Джона, застывшего в дверях, не зная, можно ли ему подойти ближе.
Эрелай кивнула, словно отвечая на его немой вопрос.
— Это старое тело утомилось, — Лири испустил усталый вздох, оперся на трость и тяжело встал. — Линео, мальчик, помоги старику добраться до своей комнаты.
— Я Саррид, мастер Лири, — парнишка выскочил из угла, где все это время сидел, и подбежал к скиилоиду, подставляя плечо.
— Ах, да, правильно. Со временем ум забывает такие скучные вещи, как имена. Помоги мне, мальчик, — Лири положил одну руку ему на плечо, другой опираясь на трость. Так, оба, не спеша, добрались до выхода.
Эрелай смотрела, как брат отошел в сторону, позволяя им исчезнуть за занавеской.
Джон вопросительно взглянул на Эрелай. Та резко отвернулась, не зная, как рассказать о том, что только что произошло.
Он плюхнулся рядом на подушки. Не нужно было даже пользоваться подарком Тритик, чтобы ощутить, как он близок к истощению.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Джон.
— Настоящей. Я чувствую… настоящей. Твердой.
Это было самое лучшее слово.
До сих пор так не было. Эрелай ощущала себя призраком, дрейфующим через миры, не принадлежа им. Сейчас она чувствовала себя твердой и целой, чего уже не было очень давно. Она чувствовала себя настоящей, самостоятельно контролирующей свое тело. И для этого не надо концентрироваться.
Мышцы болели, как будто она несколько дней работала не переставая. Но это хорошая боль, усиливающая чувство реальности. Страх остаться сторонним наблюдателем в своем теле превратился в пятно на тусклом горизонте. Она чувствовала себя в безопасности. Странное давление в голове, в месте, где некогда поселилась Тристик, казалось размытым и пустым.
— Ты меня так напугала, — улыбнулся Джон, но с лица не уходило беспокойство.
— Извини, — Эрелай опустила взгляд, прослеживая сложные тканные узоры на простыне. — Я себя не контролировала. Эта штука говорила мне, что… делать. Извини. Джон, я не жду, что ты поймешь. Ты думал, что я сошла с ума и, думаю, так оно и было. То есть, Тристик делала это со мной.
— Скажи мне, что она ушла навсегда.
— Ушла навсегда, — кивнула Эрелай.
Внезапно Джон крепко сжал ее в объятьях.
— Джон, пока жива Тристик, — Эрелай осторожно оттолкнула его, — ни о какой безопасности речи быть не может. И, если ты со мной, ты тоже в беде.
— Тогда мы убежим, — Джон взял сестру за руки. — Мы будем бегать, пока она не сдохнет. Тай права. Мы будем отсиживаться в Достижении до тех пор, пока она не сможет до тебя добраться. Я нашел систему под название Хаделия. Там много народа из Евгеники. Мы легко затеряемся среди…
— Ты все еще не понимаешь, да? Что заставило тебя думать, что она не последует за нами туда? — спросила Эрелай. — У нее есть чертежи J-диска. Подумай об этом. Корабли, которые могут путешествовать куда угодно без точек входа в «трубопровод». И не только «Страйкеры». Носители. Грузовой транспорт. Если она еще не сделала этого, то сделает уже скоро.
— Тогда что? Что предлагаешь? — Джон слез с топчана и сел перед Эрелай на корточки.
— Мы закончим все это. Сейчас. На наших условиях.
— Как, Эрелай? — на лице Джона отразилась смесь удивления и разочарования. — У нас один корабль, да и тому место в музее.
— Два корабля, — поправила Эрелай. — У нас есть «Джокоста».
— Ты себя слышишь? Один «Страйкер» против «Равстар». Это же просто…
— Послушай меня, — раздражено вздохнула Эрелай.
— Нет, — Джон встал и развернулся к двери. — Мы уходим в Достижение. Сразу, как только ты будешь готова к путешествию. Здесь у тебя нет права слова. Ты не в состоянии принимать подобные решения.
— Джон, пожалуйста, послушай, — Эрелай вскочила с кровати. Наверное, она встала слишком быстро. Комната покачнулась на первом же шаге. Джон успел поймать ее и не дать упасть на колени.
— Видишь? — сказал он. — Ты хочешь наступать, хотя едва в состоянии пройти по комнате, — он усадил ее на топчан. — Отдохни, сестренка. У нас есть, куда отправиться.
Эрелай смотрела, как брат выходит из комнаты.
— Прости меня, Джон. Но я стараюсь, — буркнула она себе под нос.