В конце концов, я стала зверюшкой Тристик.
Эрелай почувствовала, как, словно влажный песок, оседает гнев. Явилась Тайрон: убийственное желание рвать и раздирать. Вот такой ее, в результате, и сделали. Быстро реагировать на любую предполагаемую угрозу, причем с большим желанием убивать.
Это не я.
В любом случае, это было такое же топливо. Сжигающее страх.
Эрелай стояла над человеком, удерживаемого Ашером, заставлявшего того стоять на коленях, словно жертву для монстра. Она его не знала, может, он и находился в том зале аудиенций, но она тогда мало каких лиц видела.
Выглядит как евгеник: темные волосы и глаза. Может, в другой жизни он мог стать фермером какой-нибудь агроколонии, лицо постоянно обгорало бы на чужом солнце, а толстые предплечья стали бы результатом тяжелого честного труда. Или отцом меленьких детей.
Сосредоточься.
Этот момент она ненавидит. Часть ее любит, жаждет его. Та ее часть, что все еще живет во тьме, оставленной Тристик.
— Чисто. Пока еще чисто, — Нортвей стоит рядом и оглядывается по сторонам. Побег из медотсека привел их вот в эту вот обслуживающую конуру прежде, чем народу в коридорах корабля стало слишком много, чтобы их избегать. Стены, кажется, давят на нее.
Любопытный взгляд Нортвей то и дело падает на Эрелай. Вопросы так и хотят вырваться наружу, но она сдерживается. А еще Эрелай чувствует исходящий от целительницы страх.
Ашер тоже изучает ее. Но от него она ничего не чувствует. Всякие попытки нацелится на него, терпят крах. Он был на месте, но его там не было. Он все еще дыра в этом мире, повторяющая силуэт Ашера, вокруг которого течет все остальное. Она может судить о нем только по настороженности: он смотрит на нее, словно на смертоносное насекомое, радуясь, что оно далеко за пределами досягаемости.
— Ну же, — напряженно подтолкнул он Эрелай, все еще держа обеими руками пленника. Ладонь зажимает рот мужчины, испуганные глаза которого чуть не вылезают из орбит. Красивые коричневые глаза евгеника.
Она опустилась перед ним на колени. Игнорируя и Ашера, и Нортвей.
Эрелай наклонилась к пленнику, словно любовница, готовая поделиться секретом. В некотором смысле, так оно и есть.
— Извини. Другого пути нет. Я могу все сделать быстро, но все зависит от тебя.
Сжалось горло. Остановись!
Надеть перчатки предложила Нортвей. На размер больше, ношенные давно погибшим владельцем. Знаю, каково это, когда тебя так носят. Эрелай сняла перчатку. Глубоко вдохнула.
Положила ладонь на обнаженную кожу между шеей и плечом. Взгляд, так долго сдерживаемый, с криком вырвался из черепа, злым огнем пронесся по телу и вытек через поры. Он был огромным и слишком активным. Он прижимался к ее внутренностям, аж вздуваясь от голода.
Мужчина застыл, вырвавшийся крик заглушил огромной ладонью Ашер.
Сначала он сопротивлялся. Густая, липкая, стена страха. Не было никакого видения агроколонии под теплым чужим солнцем. Все было измазано в крови, в лужах крови. Грубый обмен и примитивная бессмысленная жестокость. Под всем этим — устойчивое одиночество.
Она попыталась отделить его, чтобы он не стал ее частью. Внимание переключилось на поиск подсвеченных, мирных областей, чтобы, наконец, найти то, что нужно: Коды. Корабли. Тяжелый металл и плавные линии.
Когда Эрелай открыла глаза, обнаружила, что лежит на полу. Рейчел с беспокойством на лице смотрит на нее сверху вниз. Ашер возвышается над ними обоими, головой подпирая потолок, прямо-таки гигант.
— Она выкарабкивается, — голос Нортвей приглушен странным напряжением. Во взгляде проскакивает что-то новое, будто осознание внезапной опасности с неожиданной стороны.
— Ты узнала? — голос Ашера полон нетерпения.
Эрелай сглотнула слюну, густо сдобренную кровью. Верхняя губа покрыта чем-то теплым и влажным.
— Я поняла.